херню какую-то сочинила #misc
ХОТЬ ПОВЕРЬТЕ
Нет ничего хуже, чем быть расколдованным. Конечно, злые чары доставляют определенные неудобства, но стоит им рассеяться, как с расколдованным начинают происходить такие метаморфозы, что он уже с ностальгией вспоминает о тех временах, когда, например, был жабой и скакал по болотам.
Проблема в том, что вообще-то колдовство необратимо. То есть обратимо, но что делать с памятью? Существа, наделенные памятью, являются суммой всех своих предыдущих состояний, а следовательно, чары — в известном смысле — остаются с ними навсегда.
Можно было бы сопровождать расколдование стиранием памяти, но это, во-первых, сомнительно с точки зрения этики, а во-вторых, само по себе является колдовством. Допустим даже, правы те, кто считает, что в отдельных случаях колдовство может быть орудием гуманизма, — но когда вы заменяете одни чары другими, о расколдовании нет и речи.
Итак, если существо наделенное памятью, действительно расколдовано, колдовство продолжает обитать в его памяти. Иными словами, в его душе присутствуют необратимые изменения, произведенные колдовством. Расколдование снимает лишь поверхностные эффекты; оно разрушает структуру чар, но не затрагивает, так сказать, ту нишу, которую они занимали.
У большинства расколдованных развивается синдром фантомных чар: они действуют так, будто все еще заколдованы либо подверглись новому заколдованию. Синдром чрезвычайно стоек и с трудом поддается коррекции.
Вялотекущая форма фантомных чар маскируется под навязчивые состояния: так, после расколдования у некоторых пациентов развивается привычка избегать трещин в асфальте, пересчитывать окружающие предметы и т.п. По-видимому, за время околдованности их психика адаптируется к высокоструктурированному функционированию и в отсутствие чар замещает их иными структурам.
Конкретное содержание фантомов обычно имеет некоторое сходство с развеянными чарами, и все-таки это не обязательно; все-таки первоочередную роль играет не содержание, а та структура, которую они привносят в повседневность жертвы.
В тяжелых случаях развивается психотический бред, острый либо инкапсулированный. Принцип здесь тот же самый — восполнение пустоты, образовавшейся на месте чар.
Больные нередко жалуются на потерю вкуса к жизни; повседневность начинает казаться им пресной, скучной, лишенной смысла. Рациональные доводы при этом отвергаются. Так, пациент, когда-то лишенный способности говорить или превращенный в уродливого монстра, может с необычайным упорством доказывать, что в подобном образе жизни есть масса преимуществ.
На фоне повседневности опыт заколдования начинает казаться больным чем-то возвышенным, чуть ли не райским. Многие предпочитают называть свое состояние не расколдованием, но разочарованием, под которым понимается как потеря чар, так и разочарование в реальной жизни.
В настоящее время науке известно лишь симптоматическое лечение расколдованных: медикаментозный контроль психотических проявлений, коррекция поведения, медитации. Стирание памяти находится за рамками правового поля и принятых сегодня этических норм, однако услуги стирателей-нелегалов, к сожалению, пользуются широким спросом — к ним в основном обращаются родственники больных.
Принимая во внимание все вышесказанное, мы полагаем расколдование ничем иным, как варварской операцией, которая обрекает жертву влачить безрадостное существование ментального инвалида. Так что молодым людям следует хорошенько подумать, прежде чем целовать спящих красавиц.
Согласно так называемой теории самоочарования, колдовство не имеет под собой реальной основы — это лишь способ внушения и самовнушения, в результате которого объект колдовства выращивает внутри себя что-то вроде магической опухоли. В связи с этим возникает вопрос: если некто восприимчив к чарам, не значит ли это, что колдовская ниша, или, скажем так, потребность в колдовстве, изначально встроена в его душу, хотя и дремлет, пока волшебник ее не актуализирует?
Сторонники теории травмы, напротив, постулируют полную непричастность жертвы. Колдовство как бы похищает у здорового индивида фрагмент его души, помещая на его место злокачественную колдовскую субстанцию, своего рода наполнитель. Наполнитель — и здесь теория травмы пересекается с теорией самоочарования — не вполне существует. Его статус принято описывать термином «квазиреальность»: в отличие от души, это мертвая структура, не способная ни к развитию, ни к самостоятельному существованию вне живого организма, на котором она паразитирует. Что здесь реально, так это потеря заколдованного: жертва с чем-то расстается, в сущности не получая ничего взамен.
Наиболее популярной на сегодняшний день является теория пазла, сочетающая преимущества первых двух подходов. Ее сторонники считают, что в процессе заколдования играют роль обе стороны: как волшебник, так и жертва. Тем не менее природа восприимчивости жертвы к чарам остается все еще недостаточно изученной.
Что касается волшебников — оставим в стороне дискуссионный вопрос, является ли любой волшебник злым по определению, — что касается волшебников, их самонаблюдения не представляют большой научной ценности. Магическое образование находится у нас в плачевном состоянии. Основная масса волшебников — самоучки, мотивируемые примитивными импульсами и корыстными интересами. А уж что происходит с жертвой после расколдования, их совершенно не волнует. С сожалением мы вынуждены констатировать, что магическая и психологическая культура находится в нашем обществе на крайне низком уровне. Впрочем, дело может быть и в том, что недостаток рефлексии каким-то образом коррелирует с колдовским талантом.
Характерен случай, не так давно всколыхнувший один провинциальный город. Некто М. Колокольцев, отставной военный и колдун-самоучка, на почве бытовой ссоры околдовал свою соседку — молодую девушку А., проходившую обучение на швею. В момент околдования оба находились в состоянии алкогольного опьянения, причем наутро эпизод помнили смутно; он всплыл на поверхность лишь позже, когда чары сработали. На занятии девушка укололась иголкой, упала в обморок, а затем на глазах у изумленной публики стремительно окаменела.
Родители А., также страдающие алкоголизмом, обратились в суд, но вскоре дело было прекращено — судя по всему, они получили от Колокольцева хорошую компенсацию. Родители установили статую А. в своей квартире и стали пускать всех желающих посмотреть на нее — разумеется, за определенную плату.
Тем временем у Колокольцева, терзаемого угрызениями совести и чувствами, которые он изначально питал к жертве, созрел план спасения. Однажды ночью, воспользовавшись заранее подготовленным дубликатом ключей, он проник в квартиру и поцеловал А. Вскоре девушка поступила в отделение местной больницы в состоянии острого психоза. Что касается Колокольцева, отец больной нанес ему тяжкие телесные повреждения, и от полученных травм тот скончался на месте.
Как ни странно, А. удалось через некоторое время достичь стойкой ремиссии: больная бросила обучение на швею и переквалифицировалась в инструктора по йоге. Многие исследователи сходятся на том, что максимальная реабилитация расколдованного возможна в тех случаях, когда тому удается найти эффективную и социально приемлемую сублимацию фантомных чар.
По нашему мнению, основные усилия должны быть направлены на магическое просвещение как потенциальных жертв и их родственников, так и самих колдунов. Кроме того, следует повышать терпимость окружающих к расколдованным и создавать условиях для их ресоциализации. Требуется не столько купировать фантомную симптоматику, сколько научиться обращать ее на благо общества. В конце концов, кто знает, может быть, мы все могли бы извлечь из магической травмы какой-то урок.
