Зреет смутная мысль о «Белом лотосе».
Пожалуй, самое интересное в нем — это сочетание легкомысленности с идейностью. Идейность прорастает сквозь легкомысленность ненавязчиво и изящно, серьезность не отменяет юмора, критика не отменяет симпатии.
Хочется сказать — тонко. Но... чего-то не хватает. Или хватает? Буду рассуждать вслух.
Главная идея там какая: что мир экстремального богатства пластиковый, ненастоящий. Тем не менее все очарованы этим отравленным цветком: либо присосались и пьют нектар (сосут баблос в терминологии Пелевина), либо пытаются выкупить себе местечко поближе, расплачиваясь душой и жизненной энергией, без которой — и это главный секрет — все увянет. У самых обездоленных надежды приобщиться к нектару особо и нет, они обслуживают цветок практически даром — так уж повелось.
В принципе, не поспоришь. Но когда персонажи то и дело восклицают: ой, какое все ненастоящее! ой, а где-то там, за чертой бедности, настоящее! — даже не знаю. Зритель — обычный человек, ему ни жарко ни холодно от того, что какой-то миллиардер или его прихлебатель оторвался от реальности. Да и справедлива ли такая поляризация? Сдается мне, настоящее и ненастоящее в жизни большинства людей, даже богатых, причудливо переплетаются.
Вообще капитализм всё и на всех уровнях превращает в пластик. Как только появляется что-то новое, живое, капитализм его начинает переваривать, пока не выделит формулу успеха, которую можно повторить, — но живость в результате утрачивается. Так что и средний человек, посматривая сериалы и попивая Кока-колу, сполна напитывается духом пластика. Разве что пластмасса для масс не слишком качественная, удовольствия меньше, еще и работать приходится. Труд тоже пластиковый (отчужденный).
Тем не менее всегда найдется уголок, где что-то копошится и плодится, какая-то гадость или радость, еще не прошедшая все ступени очистки, а то и нежданный экзистенциальный вызов. Если человек даже тараканов не может истребить, что и говорить о самой жизни? Деньги не всесильны.
И в обществе целом, и в отдельно взятом его представителе идет и борьба с тараканами, и взаимообмен с ними же. Уместно ли вообще противопоставлять деньги и жизнь? Мечта о стерильном райском существовании — лишь конструкт, который не возможно в полной мере воплотить, сколько бы денег у тебя ни было. Это скорее некий идеал, который организует общественную дискуссию, как всегда и было. Вряд ли, знаете ли, по улицам средневековых городов ходили одни праведники. Даже моральный облик римских пап вызывает некоторые сомнения! Но мысль о праведниках держал в уме каждый.
Наверное, сериал не так прост и критикует не столько причуды богатых (новых праведников), сколько содержание наших умов. Если спроецировать иерархию «Белого лотоса» на индивида, все встает на свои места. Богатые — это наше стремление взобраться вверх по социальной лестнице; средний класс — что-то вроде эго, часть, которая все осознает и переживает; бедные — наше тело, уязвимое и несовершенное, но жизненно необходимое.
Допустим. Но как быть с намеком на возможность побега? В «Белом лотосе» мелькает надежда на некий здоровый естественный мир, свободный от идеологии. На деле же выход был бы возможен лишь в иную идеологию, но какую? Речь, видимо, об опрощении, слиянии с природой — вспомним пацана, который увлекся греблей, — но опрощение показано слишком невнятно, его идеологическая программа никак не развернута. Гораздо легче поверить в то, что мир отеля герметичен и тотален. Тут угадывается какое-то противоречие, недоработка.
Впрочем, заметим, что «настоящее» влечет персонажей из среднего класса и молодежь, это их фантазия. Они достаточно хорошо устроились, чтобы иметь роскошь рефлексировать, но недостаточно хорошо или давно, чтобы потерять к рефлексии интерес. (Кроме того, рефлексией обычно наделяется тот, кто социально близок аудитории, чтобы удобнее было отождествляться.) Просто так сосать нектар им стыдно, они чувствуют обязанность усомниться, а то и покаяться.
Возможно, не стоит принимать наивность этих персонажей за чистую монету. Покаяние иногда выходит окружающим боком. Да и удалось ли кому-то сбежать? Гребец под вопросом, он слишком юн. Не пытаются ли нам сказать, что побег — лишь иллюзия, симметрично дополняющая видения, внушаемые лотосом? Опять почему-то лезет Пелевин: если мы способны помыслить пространство Фридмана, то должно быть и пространство-антипод. То самое, за чертой бедности / цивилизации. Надо же, так сказать, спустить пар.
Обе мечты, они же фобии, выгодно оттеняют друг друга. Страшно быть бедным. Прекрасно быть бедным. Страшно продать душу. Сладко продать душу. Продать душу и красиво страдать. Не продавать и красиво страдать. Продаваться лукаво. Продаваться смиренно. Продать тело, а душу оставить. Продаваться понемногу. Продаться раз и навсегда. Сделать вид, что не продаешься и набить цену. Сделать вид, что продался, но продаться не вполне. Продаться невыгодно и сделать вид, что не продавался. Продать друга, на худой конец. Это те координаты, в которых мы можем рефлексировать, действовать, находить нишу и проявлять свою индивидуальность.
Итак, система тотальна, но жить в ней можно, место здесь находится для всего. Наш мир и очаровательный и уродливый, и невинный и греховный, мы его любим. Если бы ненавидели, была бы возможна революция, но это другая история. Какая еще революция в американском сериале, окститесь. В конечном счете, он снят ради наслаждения зрителя: чтобы тот мог упиваться видениями роскоши, рефлексировать, каяться и мечтать о побеге — полный пакет услуг.
Вывод: всё же тонко, но не революционно. Но я не левак, так что мне норм!
